Спектакль «Дар». В чем многомерность бытия?

Евгений Каменькович в театре «Мастерская Петра Фоменко» поставил спектакль «Дар» по одноименному роману Владимира Набокова.

Писатель искал точки соприкосновения творчества, таланта, кропотливого писательского труда и поэтической мысли, в результате чего появился роман «Дар». В романе нет строгой сюжетной линии, он частично автобиографичен. С этим романом кончился литературный набоковский русский язык. Было бы большой неправдой сказать, что «Дар» — это роман, который возможно прочитать, не интересуясь остальными произведениям автора. Это сделать почти невозможно. Глубокое уважение к творчеству и судьбе писателя создают ту атмосферу, в которой можно познакомиться с романом «Дар».

«Дар» на сцене — это не инсценировка романа, а глубокая самостоятельная работа по библиографическим и другим мотивам романа и творчеству писателя. Глава о Чернышевском в спектакль не вошла, Гоголь появляется фрагментарно, преимущественно в рассуждениях о носе. Спектакль «Дар» — это совсем другое произведение, потому что этот роман поставить на сцене невозможно. Он — не театральное произведение.

Сцена в спектакле стала многомерным пространством в смысле возможностей воздушного пространства, границ времени, истории и мысли. Такая многофункциональная сцена очень напоминает человека, который способен одномоментно находиться и здесь сейчас, и в мире воспоминаний, поэтики, в общении с Чернышевским, Гоголем, с кем и где угодно.

Бэквокалом, помимо актуальных размышлений, в душе человека могут звучать голоса близких, мысли, звуки, обрывки фраз. Собственное мнение, не согласное с Гоголем, будет с ним спорить в то время, как душа рвется на части или вовсе улетать к нелепо ушедшему сыну. И это не безумие, а абсолютная норма человека думающего. Это норма многомерной человеческой души. Кто-то из классиков тонко заметил, что когда человек только пьет чай, в душе в этот момент могут разворачиваться целые войны.

Сцена Мастерской Петра Фоменко становится, действительно, многомерной, когда на нее вываливаются люди из памяти, из соседнего дома, из настоящего трамвая. На сцене проложен трамвайный маршрут с рельсами, по которым трамвай с грохотом развозит немецких рабочих. Трамвай гремит, делает остановки и едет, исчезая в утренней туманной зыбке. Трамвай на сцене — активный персонаж, который своим грохотом возвращает людей в конкретный текущий момент из мира поэтики, грез, детства, ностальгии, горечи, фантазий, забытья.

Герои легко перемещаются в многомерности жизни, которая прекрасно разместилась на сцене.

Молодой поэт Федор Константинович Годунов-Чердынцев живет в эмиграции в Германии. Душа его, разумеется, постоянно разлетается в своем многомерном пространстве — от детства, где с отцом часами говорили о бабочках, до литературного кружка, куда вечером Федор Константинович любезно приглашен знакомыми Чернышевскими.

Он пытается найти свое место в окололитературных эмигрантских кругах. Ему без труда удаются перемещения, потому что он легок и в прямом, и в переносном смысле. Актер Федор Малышев перевоплощается из физической в поэтическую плоть так просто, что зритель не сомневается, что это возможно. Во всяком случае, во время просмотра спектакля возможности человека кажутся бесконечными.

Федор Константинович молод, и у него особое отношение не только к месту обитания, литературе, поэтике, но и к самому себе. Финальный танец спектакля, когда поэт Федор Константинович (в исполнении актера Федора Малышева) затанцевал на фонарном столбе, никого не удивил, потому что герой весь спектакль перемещался между вымышленными и реальными пространствами. Зрители к этому привыкли. Что ему стоило после этого затанцевать на фонарном немецком столбе? Да ничего не стоило. Что он и сделал.

Такой спектакль не мог не закончиться общим танцем. Потому что танец — это вихревое движение человека. Человек танцует, когда ему в жизни критически не хватает движения. Герои во время спектакля так часто перемещались из эмигрантской реальности, серых будничных дней в мир поэтики, особого отношения к искусству, в преодоление земного притяжения, что не затанцевать все вместе в конце действия они не могли. Зритель тоже мысленно с героями затанцевал. Потому что зритель Мастерской Петра Фоменко тоже шит совсем не лыком. Он, также как герои спектакля, способен перевоплощаться из земного в неземное. Иначе, чего бы он вечерами ошивался на Кутузовском проспекте 30/32?!

Молодого автора сопровождает Литературная Необходимость (Полина Кутепова). Необходимость предана автору, как собака. Она сопровождает его буквально по пятам. Часто она бывает крайне навязчива. Нет никакой возможности от нее отмахнуться, как от назойливой мухи. Но на то она и необходимость (с маленькой буквы — неслучайно), чтобы докучать, преследовать, настаивать, капать на мозги, все знать и во всем поддерживать. У поэта в жизни нередки моменты, когда кроме Литературной Необходимости рядом с ним нет ни одной души. Вот в такие-то моменты он и благодарит судьбу, что Необходимость оказалась рядом. Неуклюжего, располневшего, взъерошенного человечка с гоголевским носом играет Полина Кутепова. Присутствие человечка на сцене сначала вызывает недоумение.

Что это? Зачем? Клоун Карандаш появлялся на ринге как явная нелепица, но его ждали. А что здесь делает этот вездесущий зануда, рассуждающий с пафосом и сующий свой нос во все многомерности пространства, куда попадает Федор Константинович? Но постепенно, по ходу развития событий, понимаешь, что от необходимости (опять с маленькой буквы) деться некуда. На то она, собственно, и необходимость. Литературная Необходимость поэта оказывается доброй, всепонимающей и всепрощающей. Такой, какой и должна быть необходимость — нужной. Поэтому именно толстой Необходимости создатель спектакля доверил предложить зрителям съесть бутерброд с колбасой в антракт. Другой персонаж спектакля справился бы с этой миссией не так заботливо, как сделала это Полина. То есть Необходимость.

Очень надрывными перемещения в пространстве получились у Александры Яковлевны Чернышевской, литераторши, подруги Фёдора Годунова-Чердынцева. Их великолепно исполнила Роза Шмуклер. У Александры Яковлевны недавно погиб взрослый сын. В самоубийстве он нашел выход из любовного треугольника. Александра Яковлевна, как смогла, объяснила себе неизбежность необходимости дальнейшей жизни без сына. Ее душа пытается бродить в поэтических кругах, заботиться о муже, создавать видимость земного существования, но, на самом деле, душа ее все время рвется к сыну. Она, скорее всего, с сыном и находится, отпуская Александру Яковлевну к людям ненадолго.

Ее муж, литератор Александр Яковлевич Чернышевский (Амбарцум Кабанян), из ситуации вышел радикально. Он сошел с ума. С новых душевных позиций ему гораздо легче общаться с сыном. Александра Яковлевна тоже сошла с ума бы с удовольствием, но воспитание и забота о близких сделать этого ей пока не позволяют. Она таскается по заседаниям литературного общества, помогает знакомым, находясь, на самом деле, далеко не здесь и сейчас. А где-то далеко, где витает мятежная душа ее свободного сына.

И только гремящий трамвай напоминает людям, что полеты в многомерном пространстве должны быть небесконечными. Пора и честь знать.

Зрителей, актеров и гардеробщиков дома ждут дети. На прикроватных тумбочках — книги Владимира Набокова. А завтра будет новый день, который для понимающих может стать многомерным.

Премьера — 11 сентября 2012 г. Инсценировка и постановка Евгения Каменьковича.

В спектакле заняты:

Федор Малышев Полина Кутепова Серафима Огарева Юрий Буторин Роза Шмуклер Амбарцум Кабанян Анн-Доминик Кретта Владимир Свирский Юрий Титов Дмитрий Рудков Михаил Крылов Юлия Верзунова-Степанова, Мария Кзяр Мария Андреева